Хаим возвращается на Родину в Смиловичи из Франции через Минск. Его воспоминания возвращаются к событиям в еврейском квартале у Холодной синагоги, что стоит в Минске на р. Немига 350 лет.

На первом плане, как это свойственно творчеству мэтра, стоят «друзья из Парижа»: Женщина в красном на синем фоне (1928), Ева (1928), Маленькая девочка в синем (1935), Школьный мальчик в синем (1937), Маленькая девочка в голубом платье с красным воротником (1928), Молящийся человек (1921), Автопортрет Хаим Сутин (1922), Сидячий певчий (без даты) – это те люди, с которыми был пройден каждый из отрезков его творческой жизни, он с ними встречался и расставался и с каждым из них была своя яркая история в красках.

Хаим приехал в губернский город Российской Империи – Минск в «Рисовальную школу» из захолустного еврейского местечка Смиловичи. Уже тогда его портреты казались ужасными, нелепыми и уродливыми, но в них было что-то манящее, от чего невозможно оторвать взгляд.

Слева на панно стоит школа для еврейских деток (хедер), справа – духовный дом каждого еврея, который согревал в тяжелые моменты жизни. Способность сопереживать страдающим и постигать драматизм человеческого существования укрепило веру Сутина в осуществимое будущее, что давало сил и надежду на победу – Хаим всей душой желал уехать в Париж, только там он видел свое будущее, которое нашло свое начало с рисовальной школы в Минске на реке Немига.

Компания собралась у главной книги иудеев – Торы. Среди молодых людей стоит и сам автор «застенчивый провинциал, толком не умеющий говорить ни по-русски (родным языком Сутина был идиш), ни, тем более, по-французски, он многим казался малограмотным невеждой. Неуклюжий, неопрятный, с «глазами затравленного зверя» (Илья Эренбург), в надетом на голое тело поношенном пальто...  «Абсолютно дикий человек», - так охарактеризовал Сутина один из современников. И все собравшиеся такие разные, с разными судьбами, мыслями, но все пришли в теплый дом души, для восстановления духовных сил, но и, наверное, самое главное для маленького Хаима, он пришел, чтобы вспомнить как ходил за руку со своим отцом, братьями и сестрами своей многочисленной семьи в этот теплый и всегда открытый дом, дом, который навсегда будет связывать с его малой родиной – с Беларусью.

Данный сюжет – «Автопортрет в зеркале», – это продолжение первых сюжетов, парижане приезжают в Смиловичи. Завязка темы начинается со встречи основных персонажей картин Х. Сутина за общим столом у зеркала в г. Смиловичи. Для создания этого сюжета использовались картины Х. Сутина «Автопортрет» (1922 г.) и «Ева» (1928 г.). Сам художник сидит лицом к зеркалу, в котором и отражен его автопортрет. Композиция дополнена столом с лежащей на нем газетой «Смиловичские былины», стоящем на дощатом полу, свойственном времени написания картин. Кроме того, в качестве знакового элемента, подчеркивающего принадлежность художника Смиловичской земле, на сюжете размещены традиционные для белорусского быта валенки производства Смиловичской фабрики, образованной как раз во времена написания используемых полотен. Принадлежность Х. Сутина к еврейской национальности обозначена размещением на скатерти иудейских символов, подчеркивающих зарождение новой жизни или же нового этапа в творчестве мэтра.

На этот раз в зеркале мы видим отражение Евы, в то время как сам художник сидит лицом к зрителю. При этом в работу умышленно включена неестественность зеркального отражения и его несоответствие привычным законам физики, что еще больше усиливает гротескный характер замысла, как символ подражания неприятию естественных форм в работах самого Х. Сутина. На столе, покрытом скатертью, все та же газета, позволяющая установить принадлежность художника к местечку Смиловичи, а на боковых гранях скатерти усматриваются все те же художественные символы иудаизма в стиле другого еврейского мастера живописи – Натана Альтмана.

В этом сюжете объединены образы самого Х. Сутина, Евы, а также парижского друга мэтра – художника Амадео Модильяни. В качестве основания для образа последнего был использован его собственный автопортрет, выполненный самим А. Модильяни в 1919 году. Данный сюжет, в совокупности с первыми двумя, образует своеобразный триптих, объединенный все тем же столом с накрытой скатертью и газетой. Вместе с тем, здесь добавляется чуть больше французского колорита в виде Эйфелевой башни и бутылки французского вина. Тем самым обращается внимание на близкие дружеские отношения, сложившиеся между двумя художниками. Перед Евой лежат гладиолусы – цветы, к которым художник испытывал особые чувства.

Наряду с башней в сюжете присутствует дворец Монюшко-Ваньковичей, расположенный в г. Смиловичи, что призвано подчеркнуть привязанность Х. Сутина как к белорусской, так и к французской земле. Архитектурные сооружения расположены в наклонном («падающем») состоянии. Тем самым мы хотели показать, что с течением времени они могут быть повреждены, утрачены, однако отношения, сложившиеся между приятелями, как и их творчество, неподвластны времени и способны пережить любые катаклизмы. Завершает архитектурную композицию стоящая вдалеке, как бы намекающая идея, ради которой все собрались – посещение усопших, поминовение их памяти, об этом свидетельствуют изображенные кладбищенские ворота с указанными на них датами: дата рождения Х.Сутина и дата его кончины.

В данном сюжете наиболее ярко прослеживается общая концептуальная идея экспозиции – подчеркнуть сакральную ценность древнего еврейского кладбища, расположенного в г. Смиловичи, как немого свидетеля человеческих судеб, так или иначе прошедших через его землю. Вид кладбища совмещен с образом полотна Х. Сутина «Возвращение из школы после грозы» (1939 г.), в результате чего получился достаточно драматичный сюжет, названный нами «Дети на дороге печали». Вид бегущих детей на фоне покосившихся от времени надгробий призван подчеркнуть преемственность поколений, а увядающее дерево, просматриваемое из-за полуразрушенного забора, символизирует естественный процесс продолжения жизни.

Под тяжелыми свинцовыми тучами виднеются ворота кладбища, находящегося в полуразрушенным состоянии, но их античный монументализм характеризует древность иудаизма, который имеет продолжение в маленьких посетителях сакрального места.

Тему древнего еврейского кладбища продолжает и следующий сюжет, названный нами «Певчие у могилы». В его основу легли картины Х. Сутина «Хорист» (1927-1928 гг.) и «Девочка в голубом» (1938-1939 гг.). Молодые люди с почтением остановились у надгробия отца художника – Соломона Сутина, благодаря его за рождение своего создателя.

Остальные надгробия еще не выглядят покосившимися, хотя очевидно, что, как они сами, так и кладбище в целом требуют дополнительного ухода. Надгробные плиты заметно покрыты слоем мха, некоторые же и вовсе разрушились от старости. В это время жизнь за оградой кладбища идет своим чередом – сменяются поры года, деревья уже скидывают листву, готовясь к зимовке.

Даный сюжет, который носит предварительное название «Поминовение», закрывает тему еврейского кладбища. В работе показан день памяти по усопшим предкам. В то же время данная работа является одной из наиболее сложных ввиду множества изображенных на ней портретных составляющих. В представленном панно собраны персонажи из известных картин Х. Сутина в удивительный сюжет: «Женщина, лежащая на красном диване» (1916 г.); «Девушка в красном» (1919 г.); «Мадам Х» (1919 г.); «Портрет Моисея Кислинга» (1919-1920 гг.); «Зеленое платье» (1921-1922 гг.); «Автопортрет Амадео Модильяни» (1919 г.); «Автопортрет Хаима Сутина» (1922 г.); «Ева» (1928 г.); «Возвращение из школы после грозы» (1939 г.); «Пейзаж» (1918 г.).

По замыслу, все герои, представленные в работе, пришли на древнее еврейское кладбище, чтобы вспомнить брата-тезку Х. Сутина, про которого Хаим вспоминал в течение своей жизни, хотя никогда не видел. Судьбе было угодно распорядиться таким образом, что брат Х. Сутина родился годом ранее, однако впоследствии скоропостижно скончался, а его имя – Хаим, – перешедшее к мэтру еврейской живописи, художник смог прославить на весь мир. По иудейской традиции посетители еврейского кладбища не принесли с собой цветов. Вместо этого на могилу возложены новые камни, из которых было выложено имя – Хаим.

Данный сюжет экспозиции призван показать привязанность Х. Сутина к его родным местам, белорусской земле. Река Волма, на берегах которой раскинулся небольшой поселок Смиловичи, всегда остается в мыслях Х. Сутина, возвращая его в детство, закончившееся для художника внезапно в связи с необходимостью отъезда из родных мест сначала в Минск, а затем и далее, в западную Европу. В то же время образы, запечатленные мэтром в его работах, однозначно свидетельствуют о безграничном сожалении о том времени, когда он, будучи еще ребенком, прибегал на берег реки, любовался неповторимыми пейзажами родной природы, надолго засевшими в его памяти.

При создании этого оммажа были использованы такие работы Х. Сутина, как «Женщина, входящая в воду» (1931 г.), «Маленький ослик» (1934 г.), «Женщина на красном диване» (1916 г.), «Облокачивающаяся женщина» (1937 г.), «Натюрморт со скрипкой, хлебом и рыбой» (1922 г.), «Сиеста» (1934 г.), «Натюрморт с лампой» (1916), «Рыба и помидоры» (1924), «Дома» (1917), «Свиньи» (1940).

Сюжет «Парижане в обувной лавке» показывает историю из «жизни Сутина». Приехавшие на родину мэтра из Парижа новые друзья заглядывают в лавку валенок. Артель, на которой работали все дяди и тети Сутина, была организована, когда еще маленький Хаим бегал босиком вокруг родительского дома и по истечению времени стала единственной в Беларуси фабрикой валенок. 

Сюжет довольно сложный ввиду множества участников и использования символичных элементов: накрытый стол для приехавших гостей сразу отсылает к картине «Натюрморт с фруктовой вазой и тремя бутылками» (1916 г.)

На стене висит гобелен с названием лавки на двух, свойственных тому времени языках: белорусском и иврите. Под потолком видна полка с показательными образцами продукции – валенок. Отдельно интересно остановиться на гостях, а точнее на эмоциях, отраженных на их лицах. Женщина в синем платье явно испытывает смущение от предлагаемой ей обновки, ведь в Париже такого не носят («Портрет молодой девушки» (1937 г.)). Соседний же мужчина, напротив, сложил руки в радостно-молящемся жесте и с нетерпением ждет, когда сможет примерить и оценить все удобства мягких валенок («Молящийся человек» (1921 г.)). Крайний сидящий – самый экстравагантный гость лавки, который ждет, что барышня-продавец («Красное платье» (1924 г.)) сейчас преподнесет ему подарок («Оскар Мещанинов, скульптор» (1924 г.)). Центральное место на панно занимает «Бедная девочка» (1937 г.), которой совсем не интересно слушать рассказы про все удобства натурального продукта, а уже очень хочется, одев самую красивую пару валенок, бежать, пританцовывая на улицу.

В этом сюжете основная линия былинного рассказа отчасти прерывается и приоткрывает особое глубинное осмысление всего творчество Хаима. В центре художественной композиции уже нет группового портрета из сутинских персонажей.  На панно изображена несчастная девушка в помятом фартуке из картины Сутина «Горничная» (1930 г), ей предстоит разделка «Бычьей туши» (1924 г). Подготовленные ножи и топор подсказывает о предстоящем тяжелом труде и создают определенный эмоциональный акцент на происходящем. Предстоит совсем не женское дело. Центр представления – висящая туша убитого животного, с которой все еще стекает и капает тягучая кровь, образовывая очередную красную лужу на полу, как символ жизни и смерти и тонкой чертой между ними.

В отличии от всех предыдущих и последующих сюжетов в данной работе нет подсказок, указывающих на место события. Это свидетельствует о возможном вездесущем характере происходящего – как в Смиловичах, так и в Париже. 

Композиция органично вписывается в сюжетную линию былинного рассказа. «Сутинская одержимость» в написании его парижских работ – освежеванные бычьи туши – находит свои корни в его детстве в Смиловичах. Развернувшаяся в оммаже сцена навеяна в тяжелыми подростковыми воспоминаниями Хаима, страданиях ребенка из многодетной бедной еврейской семьи. Маленький Хаим помнил, как отец, для имитации очередного погрома, убивал курицу и ее кровью смазывал пол и стены, разбрасывал перья, таким образом стараясь показать, что их еврейская семья уже понесла наказание и защитить своих детей от людского насилия.

В памяти мальчика навсегда осталась обида на жестоко избившего его сына местного раввина. Будущий мэтр, попытавшийся изобразить портрет мясника, был не понят и жестоко им избит.

Такие жизненные испытания наложили определенную специфику на всю живопись Хаима и в особенности на портретную, в которой вездесущими становятся изображения травмированной, изуродованной, отталкивающей плоти. Все, что с эстетической точки зрения, только одним своим внешним видом определяется как безобразное и вызывает в обыденном сознании неприятие и отторжение, у Хаима становится предметом целеустремленного художественного переосмысления и воплощения.  В этом мастерство Сутина уникально. Он – один из мэтров мировой живописи – выбрал безобразное как отрицательное осмысление общечеловеческой значимости предмета, сделал его самодостаточным и отдельным для художественного изображения, как никто до этого не делал. И случилось невероятное: «На что смотреть неприятно, изображения того мы рассматриваем с удовольствием, как, например, изображения отвратительных животных и трупов» (Аристотель. Поэтика. 4,1449а). Квинтэссенцией, вершиной художественного переосмысления безобразного становятся освежеванные туши животных.

Последний сюжет экспозиции, названный нами «Дорога в вечность», символизирует непростой жизненный путь художника. За ее основу взято полотно Х. Сутина «Красная лестница в Кане» (1923 г.). В то же время в композицию сюжета добавлены уже известные нам персонажи, прообразами которых послужили обычные люди, жившие рядом с Хаимом и сыгравшие в его судьбе определенную роль. Именно их он принимал в свою жизнь для того, чтобы запечатлеть на своих полотнах или разделить с ними свою судьбу…

При создании оммажной композиции были использованы такие работы Х. Сутина, как «Автопортрет» (1922 г.), «Сумасшедшая» (1919 г.), «Виолончелист» (1916 г.), «Le Rouquin» (1917-1919 гг.), «Ева» (1928 г.), «Русская» (1917 г.), «Женщина в красном» (1923-1924 гг.), «Молодой человек в маленькой шляпе» (1916 г.), «Безумная» (1919 г.), «Облокачивающаяся женщина» (1937 г.), «Красная лестница в Кане» (1923 г.).

На заднем плане композиции видны уже ставшие символичными Эйфелева башня и дворец Монюшко-Ваньковичей в г. Смиловичи, которые подобно кисти художника, «дребезжат» под тяжестью прошедших лет. В 1913 году Х. Сутин покидает территорию Российской Империи и нынешние белорусские земли, отправляясь во Францию. Эйфелева башня пала, что олицетворяет покорение Х. Сутиным Парижа и признание его работ. И вот последний путь мэтра, эта лестница – его дорога, ведущая к воротам последней обители. Лица же, «стоящие вдоль дороги», – это самые дорогие ему люди, которые пришли для того, чтобы «прожить» с ним его последний путь.

Тринадцатый сюжет былинного рассказа называется «Тупик судьбы». Продолжается описание жизненного пути «несчастной девушки в помятом фартуке» из двенадцатого сюжета. 
На панно представлена уже ставшая взрослой женщина, которая сидит в глубокой задумчивости, вспоминая свою прожитую жизнь, сложившуюся совсем не так, как рисовали ее девичьи грезы. Она сидит среди подвешенных мясных туш, со стекающей по ним алой кровью, на той же деревянной бочке, рядом с которой когда-то и начался этап взросления молодой красавицы. Тяжелые мысли, видимые на ее лице, визуально затягивают, переносят в воспоминания, связанные с маленьким еврейским мальчиком Хаимом. 
Спустившаяся в мир душа будущего художника была обречена на тяжелую судьбу и бесконечное пребывание в уродстве, которое Сутин, с его тонкой чувственной натурой, смог отобразить на своих полотнах. 
Представленные для зрителя освежеванные туши притягивают взгляд и одновременно вызывают чувство отвращения. Ведь Господь создал все идеальным: идеально молодое тело, идеально все живое. Молодой художник, продолжая искать идеальное в созданном Высшим Духом, переходит границу живых и находит великолепие в мертвом. Показывая разверстанные туши животных, он стремится рассказать об удивительной «шкатулке с драгоценностями» и после смерти. 
Немолодая женщина «перебирает» своим взглядом яркие капли крови, которые расположились гроздями по подвешенной туше. Она с нежностью и теплотой к прошлому рассматривает их как драгоценные камни: алые рубины, красные шпинели, бордовые гранаты, все они похожи на так быстро прошедшие мечты, в которых жила молодая девушка. Ее радовал каждый прожитый день, напоенный ожиданиями, что вот-вот и так лелеемое желание о сокровенном начнет сбываться. 
Проходили годы рядом с бочкой, на которой сидел ее отец, затем супруг, теперь досиживает свои дни и она. Жизнь подходит к закату, бренность тела подавляет желание жить. Душа стонет и кричит – мечты закончились так и не воплотившись, осталась неизбежная реальность…Что будет завтра? Наступит ли оно для нее…
 Однажды, в счастливый случай, жизнь развернулась своей второй стороной – яркой Фортуной и вынесла несчастного героя к славе. Уставшая душа, привыкшая искать красоту в безобразном, не смогла измениться, и уже старая женщина продолжает приходить туда, откуда начался ее путь в мир, продолжая жить воспоминаниями о прошлом. Очень скоро все воспоминания оборвутся там, где и начались. Тупик судьбы.

На первый взгляд, представленный сюжет – совершенно дикий, эмоционально отталкивающий, пробирающий до неприятной дрожи: два очень странных по внешности человека, расположенных друг над другом, а вокруг них висят огромные полугниющие или только располосованные, освежеванные туши забитого скота. Есть что-то необъяснимое и растерянное в появляющихся эмоциях. Изображение и отталкивает, и удивительным образом завораживает, притягивает – хочется присмотреться к мелочам, к каплям крови, и одновременно «слышны» все предсмертные звуки, стоны и крики умирающих животных. Задерживаясь взглядом, ловишь себя на ощущении чего-то крайне неприятного, отторгаемого сознанием: скверный запах уже распространяется даже за рамки сюжета, фон картины потемнел и потрескался от изображенного на нем противоречивого сюжета.

Маленький Хаим всегда боялся проявления человеческой жестокости, но как будто по воле случая, всегда становился ее свидетелем. Будучи в нежном возрасте, Сутин невольным увидел, как мясник их местечка перерезал курице горло. Хаим наблюдал, как сначала вырывалась, а потом смиренно ждала своей участи птица, как брызгала кровь из обрубков, а отрубленная голова катилась под ноги мальчонки. Маленький Сутин уже тогда как будто понимал этот переход от живого к мертвому, чувствовал это пограничное состояние души и духа… Хаим отторгал всем своим сознанием возможность навредить или перейти эту тонкую грань, а подсознание стремилось еще сильнее ее акцентировать, еще больше углубить и утянуть за собой в эти яростные, первобытные, всепоглощающие и в то же время наркотически дурманящие эмоции и переживания.

Такое хрупкое состояние естественного, казалось бы, процесса… Но так сложно передать момент уже неживой материи, все еще согревающейся бегущими по жилам кровавыми слезами. Красная роса удивительно красиво рассыпается по местам только что снятой кожи, золотыми переливами проглядывают жилы из-под тягучей, бордовой, тяжелой жижи, которая медленно обволакивает каждый миллиметр мертвой плоти.

Мясник, изображенный над мэтром экспрессии, выполнен в свойственной Сутину судорожной живописи. Его лицо не отличается четкостью – на нем уже давно печать этой дикой необходимости убивать, освежевывать, отрезать, срывать куски с еще теплых туш. Хаим никогда не ходил один на мясной рынок. Он не боялся увиденного там, но болезненно переживал охватывающие его и топящие в своем омуте волны воспоминаний такого далекого, но одновременно отчаянно близкого детства, которое никак не отпускало его в чистое море будущего, а, напротив, тянуло все ниже – на самое дно детских эмоций и переживаний. Мэтр был очевидно болен своими старыми заскорузлыми комплексами вечно голодного, испуганного, но такого одаренного, яркого, эмоционально блестящего еврейского мальчика, которому удалось вырваться из маленького городка Смиловичи и покорить Париж. Но вместе со всеми своими страхами, тянущимися из детства, он так и ушел по «Лестнице в вечность»…

Данным фантасмагорическим сюжетом мы хотели передать ощущения Х. Сутина, который по прибытии в г. Минск вспоминает годы учебы, но эти воспоминания проходят через призму уже профессионального мастерства. В памяти всплывают неизгладимые впечатления, пережитые мэтром в момент, когда он впервые познакомился с работами Э. Мунка. Такие впечатления вернулись с новой силой, обусловленной недавно пережитой потерей верного друга – А. Модильяни. Но Хаим Сутин, приняв кисть из рук Модильяни, не собирается останавливаться – впереди еще многие нереализованные планы…

Одиннадцатый сюжет получил наименование «Ментальная связь». Само название работы призвано подчеркнуть духовную близость сопереживаемых чувств двух великих мэтров, творивших в один сопоставимый период времени: Хаима Сутина и Эдварда Мунка. В работе мы видим два человеческих существа они объединены общей формой гипертрофированных фигур, лиц, тел. Фактором единения фигур становится подчеркнутый эмоциональный фон. Живопись переполнена стрессом, переживаемым обеими фигурами, который обладает такой силой, что преображает естественный фон в кровавое зарево.

Оммаж призван подчеркнуть ментальную связь и эмоциональное состояние Хаима Сутина, вернувшегося в своих воспоминаниях к истокам своего вхождения в мир искусства. Юношеские воспоминания учебы в школе Якова Кругера в Минске, обретают у мэтра свое значение в ощущении пережитых ярких событий, обусловивших всю дальнейшую, многократно выстраданную преданность к поиску своего пути в искусстве. Именно этой преданностью удалось нивелировать горечь утраты близкого друга – Амедео Модильяни, но не получилось полностью заглушить крик души, драму человеческой жизни.

«Ментальная связь» – сюжет, в котором объединились многие тонкие нити жертвенной жизни, где боль и страдания внешних и внутренних человеческих миров показаны как неразрывные части единого целого. Именно конгломерат таких разносторонних элементов станет в последующем у Хаима Сутина делом всей жизни, а само ее тягостное драматическое течение превратится в неповторимые шедевры, положенные на холст искусства.

В творчестве Эдварда Мунка Сутин обнаружил тот стиль и почерк, который в наибольшей степени соответствовал тому, что хотел написать сам Хаим, но еще не знал как это сделать. Увидев эту работу Э. Мунка, молодой художник приобрел ключ к собственному видению описанных человеческих страстей. Дальнейшее творчество Х. Сутина лишь подчеркнет его близость к пониманию искусства, каким обладал Э. Мунк. В отличие от Х. Сутина, Э. Мунк был первопроходцем на этой стезе. Это без труда улавливается на его картине. Картина «Крик» подсознательно оживила в памяти Х. Сутина эмоционально пережитые воспоминания о его первых шагах в искусстве, сделанных в школе Я. Кругера.

Использованные картины: «Автопортрет»(1916 г.); «Автопортрет у занавеса» (1917 г.)

Э. Мунк – «Крик»; «Молящийся человек» (1921)

Пятнадцатый сюжет, под названием «Литваки под Острой Брамой в Вильно», завершает фантасмагорический рассказ о возвращении Хайма на малую родину в Смиловичах под Минском и одновременно приоткрывается занавес его дальнейшего путешествия в город Вильно (ныне г. Вильнюс).

В Вильно Хайм, будучи еще мальчишкой, отправляется после окончания минской рисовальной школы Кругера.  Тяга к познанию профессионального мастерства навсегда прерывает связь Хайма с малой Родиной, он больше никогда не вернется на Минщину. Сутин делает решительный шаг в сторону познания европейского мира, в котором продолжает вспоминать свой творческий путь, а именно возвращение на Родину через рисовальную школу в городе Вильно, основанную художником и выдающимся педагогом Иваном Трутневым.  

Школа в Вильно была не только одной из лучшей школой живописи в Российской Империи, в которой Хаим получил художественное образование, познакомился с будущими известными художниками парижской школы: Павлом Кременем, Михаилом Кикоиным и др, но и стала школой жизни с тяжелейшими испытаниями, школой, в которой было все: от глубокого разочарования в судьбе до настоящей, искренней, яркой 

дружбы на весь творческий путь мэтра. И в этот период их становления в новом мире, происходит разрыв устоявшихся правил, уходящих своими корнями в далекое детство, Сутин медленно разворачивается от иудаизма в сторону «новой веры».

Как и в предыдущих сюжетах, Хаим представлен рядом со своим другом – Пинхусом Кременем, соратником по нищенской жизни в интернациональном парижском общежитии «Улей». До трагического момента для обоих друзей, они в своем творчестве идут рука об руку, поддерживая живой интерес в познании нового, открывшегося пути с удивительными наставниками в живописи. Они молоды и полны жизненного задора, но отсутствие денег на самое необходимое, постоянный голод разрывают эту дружбу. В самый трагический момент жизни Кремень оказался рядом и успел вынуть Сутина из петли, которую великий будущий мэтр накинул на себя из-за отчаянной безысходности бытия. Пинхус спас его, а поступок бывшего друга воспринял как личную обиду. Когда его спрашивали: «Что вы думаете о Сутине?» Кремень судорожно сжимал свои тонкие губы, нервно дергал головой и, сверкая колючими серыми глазами из-под густых бровей, словно хищный зверек, отвечал запальчивым тоном: «Что? Сутин? Никогда о нем не слышал… Не знаю… Нет такого художника!..»

В представленном панно мы возродили потерянную дружбу живописцев, вернули их в творческую среду, где «неизменно в самом темном углу сидели Пинхус Кремень и Хаим Сутин. У Сутина были глаза затравленного зверя, может быть, от голода. Никто на него не обращал внимания. Можно ли было себе представить, что о работах этого тщедушного подростка, уроженца белорусского местечка Смиловичи, будут мечтать музеи всего мира»? (ав.Илья Эренбург).

Серия панно из мрамора «Блуждание по Монпарнасу» представлена 12 работами. В каждом из произведений мы увидим тандем мыслей и творчества двух великих мастеров, бывших жителей «Улия».
- Привет, Хаим, ты сегодня плохо выглядишь, впрочем, как и всегда, опять не спал и писал всю ночь?
- Я ждал твоего прихода, Моди, ты прав, писал. Ты принес свои наброски? Мы договаривались что попробуем соединить наши работы и представить их по-новому…
Сутин выглядел совсем неважно, да оно и понятно, маэстро кисти не спал уже несколько ночей выводя своих героев на склеенных холстах. Бедный еврейский юноша был крайне неустойчив морально, его могло вывести из равновесие любое слово. Но когда он писал, то словно отрывался от земли, он писал красивых людей, но его особый взгляд как будто видел всю изнанку души натурщика, всю его суть. От того все картины Хаима всегда были «холодным душем» для восприятия. Его тонкая личность так остро ловила все проявления мысленных человеческих мучений, страданий, что вписывал их яркой краской в холст.
- Конечно, друг мой, я все принес, сейчас я буду творить, а ты наблюдай за рождением моего шедевра!
Сидя в таком привычном для Сутина месте – в углу комнаты, он уснул. А Амадео творил над старым, переписанным и сшитым холстом. И он точно знал, что их совместное с Хаимом творчество прорвется через все серые массы и все упрямые убеждения и взорвет весь богемный мир.
Амадео, такой яркий харизматичный итальянец, как-то незаметно стал другом затертого, замшелого в сознании, бедного еврейского мальчика из многодетной еврейской семьи.  В отличие от сосредоточенного только на своей живописи Сутина Модильяни почти всегда находился только в двух состояниях, либо он был пьян, либо сгорающе влюблен, но возможно пребывал и в третьем – влюбленно пьянствовал, переживая тяжелые сердечные моменты. Вот так и сейчас Моди принес набросок юной нимфы в чертах которой угадывалась грация Ахматовой, такой недостижимой его звезды. его Музы.
Великолепная девушка лежит на бархатном сукне игорного стола отвернувшись от зрителя. Она – загадка, кто она? Знает ли ее сидящий напротив зритель кисти Сутина, который так упрямо не сводит с нее глаз. Он как будто погрузился в транс воспоминаний, где жизнь дарила встречи с любимой женщиной в минуты, в которых он жил, творил…- «Забвение любви». 
Летящие над столом карты, как осенние листья воспоминаний. Каждая карта имеет свой загадочный смысл, вместе образуя выигрышную комбинацию – «Флеш Модильяне».

Серия панно из мрамора «Блуждание по казино Монпарнаса» представлена 12 работами. В каждом из произведений мы увидим тандем мыслей и творчества двух великих мастеров –  бывших жителей «Улия».

- Привет, Хаим, ты сегодня плохо выглядишь, впрочем, как и всегда. Опять не спал и писал всю ночь?

- Я ждал твоего прихода, Моди, ты прав, писал. Ты принес свои наброски? Мы договаривались, что попробуем соединить наши работы и представить их по-новому…

Сутин выглядел совсем неважно, да оно и понятно: маэстро кисти не спал уже несколько ночей, выводя своих героев на склеенных холстах. Бедный еврейский юноша был крайне неустойчив морально, его могло вывести из равновесие любое слово. Но когда он творил, то словно отрывался от земли. Он писал красивых людей, но его особый взгляд как будто видел всю изнанку души натурщика, всю его суть. От того все картины Хаима всегда были «холодным душем» для восприятия. Его тонкая личность поразительно остро ловила все проявления мысленных человеческих мучений, страданий, которые он вписывал яркой краской в холст.

- Конечно, друг мой, я все принес, сейчас я буду творить, а ты наблюдай за рождением моего шедевра!

Сидя в таком привычном для Сутина месте – в углу комнаты, он уснул. А Амадео творил над старым, переписанным и сшитым холстом. И он точно знал, что их совместное с Хаимом творчество прорвется через все серые массы, упрямые убеждения и взорвет весь богемный мир.

Амадео, такой яркий харизматичный итальянец, как-то незаметно стал другом затертого, замшелого в своем сознании, бедного еврейского мальчика из многодетной семьи.  В отличие от сосредоточенного только на своей живописи Сутина, Модильяни почти всегда находился только в двух состояниях: либо он был пьян, либо до беспамятства влюблен. Но возможно пребывал и в третьем – влюбленно пьянствовал, переживая тяжелые сердечные моменты. Вот так и сейчас Моди принес набросок юной нимфы, в чертах которой угадывалась грация Ахматовой, такой недостижимой его звезды, его Музы.

Изящная девушка лежит на бархатном сукне игорного стола, отвернувшись от зрителя. Она – загадка. Знает ли ее сидящий напротив стола зритель кисти Сутина, который так упрямо не сводит с нее глаз? Он будто погрузился в транс воспоминаний, где жизнь дарила встречи с любимой женщиной, в минуты, в которых он жил, творил…- «Забвение любви».

Летящие над столом карты, словно осенние листья воспоминаний. Каждая из них имеет свой загадочный смысл, вместе образуя выигрышную комбинацию – «Флеш Модильяни».

Третье мраморное панно погружает нас в душевно-психологическую сцену. Стоящий, позади обнаженной барышни, молодой юноша (один из «друзей» жизни Сутина, как и «невеста» в отражении зеркала), разыгрывает в кости судьбу девушки. Молодая барышня, пользуясь своей свежестью и юностью, предлагает свою красоту, так изящно прописанную А.Модильяни, к продаже. Она так надеется, что в этой партии выпадет и ее счастливая комбинация и она все же станет невестой и женой, как в ее душевных грезах.

Пятое мраморное панно представлено с красивым названием – «Очаровательная ставка». Немного фактов. В 2015 году на торги была выставлена картина А.Модильяни, написанная им в 1917-18гг с довольно простым названием «Лежащая обнаженная» и все было бы просто, если бы это полотно не ушло за $170,4 млн. Эта картина признана самой дорогой из авторства Амадео.

Художественное полотно с томной девушкой заявлено в игре в качестве «ставки». Оба игрока, за бархатным столом, сидят в напряжении. Сутин прекрасно отражал состояние души человеческой. Сидящая женщина вся «дребезжит» в сутинской технике от напряжения и ожидания. И вот он – момент истины, кому теперь принадлежит желанная «обнаженная»? Женщина скрестила пальцы на удачу, камни застывают в последнем обороте…

Следующее, четвертое панно из мрамора, носит название «Преданная страстью». Само название уже говорит о многом. Жизнь всегда идет своим чередом. Некогда молодая соблазнительница «играя в карты» своей жизнью, судьбой, которая предлагает много вариантов дорог, но красавица проигрывает, так и не выбрав нужную дорогу. Пришла старость, пришла мудрость и теперь красавица из прошлого много поняла, а главное то, что «нескончаемая молодость может быть преданна страстью» …

Очень интересное содержание представленной мраморной картины с названием «Запоздалая щедрость фортуны». Как часто каждый из нас хотел бы получить заветный клевер-листик от неуловимой Фортуны? Как часто мы оказываемся наверху ее колеса-Судьбы? Так и каждая из обнаженных натурщиц Модильяни ждала своего звездного часа. Каждая из них в своих оголенных желаниях и чувствах ждала своего подъема. И никто не хотел оказаться снизу. Но Фортуне неведомы слезы и мольбы, она ветрена и непостоянна и приходит только к тем, кто упорно «тянет ее за рукав» на себя.

Сюжет первого мраморного панно «Зов матери» рассказывает нам об одном тягостном вечере дома у родителей Сутина в Смиловичах. Еще совсем не старая, но истерзанная жизненными обстоятельствами мать Хаима - Сара Хламовна- решилась обратиться с жалобным письмом, с мольбой о последней встрече с сыном спустя 22 года.

В глазах уставшей женщины, которая в уже такое далекое время держала на своих руках маленький кричащий сверток, оберегала его и отдавала что могла, а сейчас с тяжелым сердцем зовет его домой, просит «отдать сыновий долг» - приехать для последней встречи с матерью.

Сара села у стола, на котором в конце очередного тяжелого дня ждала только тарелка с селедкой – все, что они с отцом могли себе позволить. Ранимое материнское сердце свело тоской от мысли, что сын, может не приехать поддавшись детским страхам перед отцом.

Залман – отец Сутина младшего, некоторое время стоял молча у стены, глядя в старую, когда-то нарисованную сыном картинку «Русская», а потом взял лист бумаги. «Сын мой, пишу тебе по большой нужде. Живем очень бедно, твои сестры болеют, а мать уже плохо видит и, наверное, уже доживает последние дни. Коровы нет давно, ее угнали еще при старой власти, при очередном погроме. Мне тяжко вспоминать как я тебя бил, отчего горько раскаиваюсь, однако все равно считаю, что это пошло тебе на пользу – ты выбился в люди, стал господином. Заработанные тобой деньги не транжирь, а накопи и пришли нам: нужна корова, дом требует ремонта, лодка прохудилась, а мне нужны новые сапоги...»

 Конечно, Сутин решил купить корову и отправить ее домой, но навестить ли родню еще раздумывал, он хорошо помнил, как в детстве его бил отец, потому и боялся, что он его не отпустит.